Мы из ЧК - Страница 58

Заговорщики просидели в избушке около 5 часов. Расходились по одному. Когда последний бандит потушил свет и, закрыв за собою дверь, направился в аул, Каюмов и Калиев вышли из укрытий.

Утром чекисты и сопровождавшие их лица прибыли в Карагуль. Каюмов разыскал у колхозного амбара, где шла очистка семян к весенней посевной, Кужалака Толегенова, отозвал его в сторону, сказал:

— Николай Иванович Разумовский просил завтра направить в райцентр Садымбая Токжарыкова. Знаешь такого?

— Как не знать! Это из шайки, о которой я недавно рассказывал. Его что, прямо к вам в ОГПУ направить?

— Нет, нет! Пусть едет в Баканас с каким-нибудь вашим поручением. Об остальном мы позаботимся сами.

— Все ясно! Постараюсь выполнить вашу просьбу, — ответил Кужалак.

— Желаю удачи.

Вечером оперативная группа Каюмова была в ауле Аралтюбе. Остановились на ночь.

Токжарыков ехал и пел. Ему не было еще тридцати. Высокий, статный, он ловко сидел в седле. Его путь пролегал по левому берегу Топара, что впадает в полноводную Или, через песчаную пустыню Моюнкум. Этот путь был намного короче большой дороги, и потому Токжарыков к исходу дня уже был в Аралтюбе. На следующее утро поехал дальше и где-то вечером, у самого Баканаса, встретился с чекистами. Одного из них, Каюмова, Токжарыков сразу узнал, поздоровался с ним, завел беседу. Не заметили, как подъехали к зданию ОГПУ. Токжарыков было направился дальше, но Каюмов предложил:

— Зайдите к нам. Надо поговорить.

Был вечер, и никто из редких прохожих не обратил внимания на то, как был задержан Садымбай.

Застигнутый врасплох, Токжарыков долгое время не мог придти в себя. Он думал о том, как вести себя перед чекистами. Сказать всю правду или прикинуться человеком, которому ничего не известно о заговоре? А вдруг у них уже есть какие-то сведения об организации? Что тогда будет?

Пока эти лихорадочные мысли лезли в голову и не находили ответа, Токжарыков молчал. Потом он стал твердить одно и то же:

— Нет, не знаю. Мне ничего не известно… Хватает своих дел. Некогда шляться по аулу, подслушивать других…

Выбрав момент, когда на лице Токжарыкова появились растерянность и смятение, Разумовский спросил:

— Вы были вечером третьего февраля у Алибая Кочербаева?

Вопрос был задан так неожиданно, что Токжарыков вздрогнул, резко повернулся в сторону Разумовского, который стоял у окна. На лице задержанного проступили багровые пятна.

— Да, был…

— С кем?

— Нас было четверо: Нуржан Тынышпаев, Токатай Сатыбалдыев, Чимырбай Килибаев и я, — глухо сказал Токжарыков и подумал: «Как чекисты узнали об этом?»

— О том, чем занимались этим вечером у избы Кочербаева, расскажете нам позже, — заметил Разумовский. — Сейчас ответьте на вопрос: в каких взаимоотношениях находитесь с Нуржаном Тынышпаевым?

Токжарыков заерзал на стуле, поминутно переставляя ноги. Он то и дело вытирал о брюки вспотевшие ладони рук. Но никак не решался сказать правду. Наконец, попросил разрешения закурить и, сделав несколько глубоких затяжек, тяжело вздохнул.

— Нуржан мой друг, — сказал Токжарыков. — Но примерно с января этого года он и Абдильда Чубутов из четырнадцатого аула стали главарями заговора против Советской власти, всех коммунистов. Они призывают к восстановлению байского правительства.

— Когда вы узнали о заговоре и от кого?

— Меня лично ввел в курс дела Нуржан Тынышпаев. Это случилось во второй половине января тысяча девятьсот тридцать второго года в моей юрте, Нуржан говорил, что новое выступление будет не таким, как в тридцатом году, а более организованным. Он говорил: «Мы подготовим пятьсот верных джигитов и окончательно разобьем районные Советы». Он выразил надежду, что после этого поднимется народ. На мой взгляд, пустые слова. На самом деле, как я думаю, никаких связей с другими районами у них нет.

Токжарыков не отрицал своего участия в сборищах заговорщиков. Самое большое и самое секретное, сказал он, было 13 февраля в джигидовой роще, в избушке вдовы Кокбасовой. На «совет» пришло восемь человек. Все они, прежде чем приступить к делу, поклялись на Коране хранить тайму. Первым выступил Нуржан Тынышпаев. Назвав всех присутствующих «агаиндер», то есть людьми единой крови, он подчеркнул, что выступление, получившее название «Абдильды и Нуржан», должно быть решительным, быстрым. «В первую очередь, — говорил Тынышпаев, — надо захватить ОГПУ». В конце речи он обратил внимание присутствующих на необходимость развертывания агитации среди населения.

Затем слово взял Абдильда Чубутов. Он согласился с планом Тынышпаева об окружении и захвате здания ОГПУ, отметил, что в тридцатом году многие участники выступления после первых выстрелов разбежались. «Все это, — сказал Абдильда, — надо учесть и расстреливать бегущих».

Своими мнениями поделились остальные. Например, Токатай Сатыбалдыев заявил о том, что если ему дадут револьвер, он сам пойдет и застрелит часового. В это время нагрянут остальные, и ОГПУ будет захвачено. Чубутов поддержал эту мысль, но Тынышпаев предложил организовать нападение на сотрудников ОГПУ во время охоты, на которую они кое-когда выезжают. Одновременно начать нападение на районный центр.

Далее, по предложению Тынышпаева и Чубутова, было принято решение о захвате и уничтожении всех сотрудников ОГПУ, об аресте коммунистов и советских работников, о грабеже кооперативных и хозяйственных организаций.

В постановление заговорщики включили предложение Чубутова о том, что в Баканас не позднее 14 февраля поедет Токатай Сатыбалдыев. Он должен разведать подходы к помещениям, занимаемым ОГПУ, уточнить количество сотрудников, их вооружение, взять на заметку охрану у склада с боеприпасами.