Мы из ЧК - Страница 73

К оглавлению

73

Дверь Михаилу Петровичу открыл временный постоялец шейха кашгарец Исмашахун Сейтходжаев, не имевший при себе документов, удостоверяющих личность. На шум вышел сам Хафизов. Предъявив ордер на арест, Хлебников вначале обыскал шейха. В карманах его одежды нашел семь затасканных, потертых на изгибах листов исписанной бумаги. На вопрос: «Кому принадлежат эти бумаги и записи в них?» — Хафизов ответил: «Мне». По просьбе Хлебникова шейх подтвердил изъятие у него бумаг личной распиской. Посадив шейха на пол, застланный кошмой (в доме не было ни одного стула), и оставив его под охраной красноармейца, Хлебников продолжил обыск.

Составив на вещи отдельный акт, заверенный подписями шейха и понятых, Хлебников приобщил его к протоколу обыска, как весьма важный для следствия документ.

Среди многочисленных писем, адресованных шейху и в беспорядке лежавших на широком подоконнике, Хлебников нашел газету «Кзыл Узбек». На ее первой странице под лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» рукою шейха была сделана надпись, содержавшая злобную клевету на советских людей.

Когда взошло солнце и правоверные потянулись к мечети на утреннюю молитву, шейх Хафизов, конвоируемый красноармейцами, шагал по пыльной Торговой улице к зданию губернского отдела ОГПУ…

Документы, изъятые при личном обыске у шейха, Валиев по просьбе Хлебникова дословно перевел на русский язык. Из семи листов четыре содержали расписки кашгарцев на получение китайских паспортов.

На трех листах были записи шпионского характера. Часть их излагалась в форме вопросов и ответов. Все вопросы, а их было десять, и ответы на них подробно освещали эмиграцию населения из Западного Китая в Семиречье, республики Средней Азии, а также выезд отдельных лиц в Синьцзян.

Изучив все материалы, выслушав доклад о ходе и результатах операции по аресту шейха, Флоринский предложил Романову и Хлебникову написать обстоятельную докладную записку в губком партии. Затем они обсудили план допроса шейха Хафизова Асадуллы Касымова, ярого врага Советской власти.

Ранним августовским утром 1927 года рабочий бойни Сидельников, проходивший мимо забора Алма-Атинского исправительно-трудового дома, заметил в траве туго скатанный сверток бумаги. Он поднял его, развернул. На листке виднелись какие-то непонятные ему, Сидельникову, знаки. «Наверное, кто-то из заключенных перебросил через ограду», — мелькнула мысль. Сидельников постоял в нерешительности несколько минут и пошел к железным воротам. Увидев часового, подал ему листок, сказал:

— Передайте, пожалуйста, начальнику. Вон там, у забора, поднял.

— Где?

— Да вон там, у тополя.

— Сейчас вызову.

На сигнал часового вышел дежурный и, выяснив личность передавшего записку, разрешил идти.

Автора записки установили в этот же день. Им оказался следственно-заключенный шейх Хафизов Асадулла Касымов. Во время вечерней прогулки он, выбрав момент, перебросил бумагу через забор.

Вызванный в исправительно-трудовой дом Романов, который вел следствие по делу шейха, пригласил с собой Хлебникова. Прочитав переведенную на русский язык записку, Александр Иванович резко бросил ее на стол дежурного:

— И тут провокатор и клеветник остался верен себе.

Михаил Петрович взял записку. Шейх сообщал:

...

«Меня за связь с гоминдановским консулом приговорили к смертной казни. Поскольку я приговорен и чтобы не погибнуть от рук неверных, то я… кончаю самоубийством. С белым светом расстаюсь через три дня…».

Далее следовали завещание и наставление о том, как должны будут поступить с его телом, с должниками и долгами.

— Надо же такое придумать, — заметил Хлебников после того, как прочитал «послание» шейха. — Дело еще у прокурора и когда оно будет направлено в суд, неизвестно. А шейх уже слюни распустил. Пакостливый, как кошка, трусливый, как заяц.

— Верно сказал, Михаил Петрович, — улыбнулся Романов.

И, обращаясь к дежурному и начальнику исправительно-трудового дома, добавил:

— Надо принять все меры, чтобы не допустить самоубийства. Этот шейх боится возмездия. Он нам нужен живой.

А. Минаичев
ОДИН В ДВУХ ЛИЦАХ

Васильев уже собирался домой, когда позвонил заместитель министра Сакенов.

— Зайдите, Петр Викторович, — сказал полковник. — Есть дело.

Невысокого роста, подтянутый и обычно спокойный, Байзулда Сакенов на этот раз был чем-то встревожен. Он сидел за большим письменным столом и его слегка прищуренные, отливающие желтизной, темные глаза выражали озабоченность.

Подполковник Васильев поздоровался, сел на стул. Сакенов сказал:

— Вчера в полночь службой ВНОС было зафиксировано нарушение воздушного пространства Молдавии. Пройдя по курсу на Тирасполь, самолет возвратился обратно и западнее города Измаила ушел в сторону Румынии. Вскоре на железнодорожной станции Бендеры был задержан, а после выяснения личности арестован Умяр Деникаевич Юсипов. Он оказал сопротивление и пытался покончить жизнь самоубийством.

Юсипов, он же Измаил Ахметович Османов, оказался агентом иностранной разведки. Самолет, с которого был выброшен на парашюте Юсипов-Османов, стартовал из Афин. Вместе с агентом летел еще один человек. Его обнаружить пока не удалось. Он объявлен во всесоюзный розыск. Возьмите криптограмму, наметьте необходимые мероприятия на территории Казахстана.

Сакенов встал, подошел к карте, стал разглядывать надписи в районе, где предполагалась выброска второго агента-парашютиста.

73