Проводив Березовского, я пригласил к себе приближенных казаков, тех, с кем до этого установил тесный контакт, разъяснил им задачи по свержению народной власти в Усть-Каменогорске. Приказал подготовить оружие, боеприпасы, пасти лошадей неподалеку от станиц. Кое-кому вручил маузеры и наганы, которые привез Березовский…
Свидетель Петров на очной ставке с Виноградским показал:
— Это было в последних числах мая, по старому стилю, около шести часов вечера. Я постучал в дверь дома, в котором проживал Виноградский: нужно было передать телеграмму, извещавшую о том, что в Омске свергнута Советская власть. Я недоумевал: «Почему об этом должен знать Виноградский?» Конечно же, не знал, что это был сигнал к белогвардейскому мятежу, а то бы дал прочитать ее Машукову. Потом, на почте, я слышал, что телеграфную ленту носили комиссару связи Пахотину, он сожалел о моем визите к Виноградскому…
Виноградский подтвердил факт получения телеграммы о свержении Советской власти в Омске. После того, как свидетель Петров ушел, Андреевич спросил:
— Вы и после переворота ездили в Омск с отчетом?
— Нет, — ответил Виноградский. — В том не было нужды, так как я стал начальником гарнизона белогвардейских войск в Усть-Каменогорском уезде и уполномоченным командира второго Степного корпуса. Вскоре меня назначили командиром лично мною сформированного полка, с которым в июне 1919 года я и отбыл на фронт…
— Наконец-то! Сколько ни вертелся, а все же назвал своих омских единомышленников, — сказал Павлович после того, как Андреевич доложил ему о последних признаниях Виноградского. — Это они, атаманы Красильников, Анненков, полковники Волин, Катанаев, Волков и другие создали в Омске подпольную контрреволюционную организацию «Тринадцать», которая была ядром всей белогвардейской контрреволюции в Сибири и в Северо-Восточном Казахстане.
— А почему «тринадцать»? — спросил Андреевич.
— По числу офицеров, которые изъявили желание сформировать белоказачьи дружины, возглавить борьбу против Советской власти. Официальное оформление организация получила под Омском, в станице Атаманской, где был проведен нелегальный съезд или, как его называют казаки, войсковой круг. Организация «Тринадцать» занималась подготовкой переворотов, которые имели место в Павлодарском и Усть-Каменогорском уездах.
Павлович помог Андреевичу спланировать последние следственные мероприятия по делу, определил сроки их выполнения. В заключение сказал:
— Поработали неплохо. Заканчивайте следствие, направляйте дело в трибунал. Враги Советской власти должны понести заслуженную кару. Им не уйти от расплаты!
Чекистом может быть лишь человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками. Тот, кто стал черствым, не годится больше для работы в ЧК. Чекист должен быть чище и честнее любого — он должен быть, как кристалл, прозрачным.
Ф. Э. ДЗЕРЖИНСКИЙ
В Петропавловскую уездную ЧК Порфирьев пришел в августе 1920 года. Член уездного исполкома следователь Лука Дульский быстро сблизился с новичком и нашел в нем такого же заядлого книголюба, как и он сам. В редкие часы отдыха Порфирьев и Дульский шли в городскую библиотеку и возвращались оттуда с целыми связками книг. Стройной системы друзья не придерживались: читали Достоевского и Чехова, Карамзина и Честерфилда, Лермонтова и Гюго.
Обстановка в уезде в ту пору была неспокойной. Порфирьева об этом предупредили еще в Петропавловском укоме партии. Секретарь укома Соколов в конце беседы сказал:
— Продовольствие и транспорт — вот самые уязвимые места, по которым пытаются бить враги Советской власти. Мы придаем этим вопросам первостепенное значение. Не забывайте о них и вы.
После небольшой паузы Соколов добавил:
— Вашим начальником будет опытный чекист Дьяконов. Он тоже новичок в нашем городе, заменил Анучина. Вы раньше, кажется, работали в чека?
— Да. До ранения служил в особом отделе армии, — ответил Порфирьев.
— Тогда вам будет легче входить в курс дела. По согласованию с Сибчека направляем вас помощником к Дьяконову. Желаю успехов в работе, как говорится, ни пуха, ни пера…
Дьяконов встретил новичка приветливо.
— Это хорошо, что вас прислали. Я тут без помощника, как без рук. Ребята у нас замечательные. Но их мало. А работы… — Дьяконов устало махнул рукой.
Еще раз внимательно посмотрев на своего помощника, он спросил:
— Если не ошибаюсь, мы с вами уже встречались? По-моему, в Челябинске. Так ведь?
— Точно, — улыбнулся Порфирьев. — Вы руководили тогда операцией по очистке города от анархистов. Я же находился в составе группы, выделенной особым отделом Восточного фронта. Там же ранение получил и вот теперь, после госпиталя, в строй возвращаюсь.
Глядя на Виктора Ивановича Дьяконова, Порфирьев вспомнил ту краткую характеристику о начальнике, которую услышал в Омской губчека. Сотрудники отдела заявили тогда, что Дьяконов — прирожденный чекист. Профессиональный революционер, большевик с 1906 года, он имел за плечами огромный опыт нелегальной работы, и это накладывало свой отпечаток на всю его деятельность. Омичи подчеркивали, что отзывчивый и чуткий к людям, Дьяконов беспощаден к себе, трудится до полного изнеможения.
Серые глаза Дьяконова казалось бы излучали саму доброту. Медленная, но четкая, выразительная речь, почти полное отсутствие жестикуляции говорили о том, что Виктор Иванович имел немалые навыки пропагандиста.